№11, декабрь 2018 год
УНИВЕРСИТЕТСКИЙ УРОК
Разговор главного редактора газеты «Нижегородский университет» Людмилы Калининой с писателем Евгением Шишкиным.
– Евгений Васильевич, Ваш роман «Бесова душа» пронизан обжигающей правдой о Великой Отечественной войне. Что побудило взяться за эту тему, ведь Вы родились десятилетие спустя после окончания войны?
Обращение новых поколений к теме Великой Отечественной войны да и вообще к историческим событиям минувшего грозового ХХ века вполне естественно. Прошло более полувека после 1812 года, прежде чем появилась «Война и мир» Льва Толстого… Мой роман не только о войне, он о любви, которую проносит герой книги Федор Завьялов через три круга ада – тюрьму, войну, госпиталь. Замысел возник очень давно. Я подбирался к этой теме долго и писал книгу долго. Но материал мне не приходилось придумывать, выискивать… хотя, разумеется, я прочитал немало воспоминаний о той поре, мемуаров. В жизни я столкнулся со многими фронтовиками, почти всех родственников огненно коснулась война, со многими я работал вместе, жил по соседству.
Роман посвящен моему деду Егору Васильевичу, который погиб на Калининском фронте, в 1942-ом, защищая столицу. Другой мой дед Семен Павлович был репрессирован, так что и тут «материала» хватало… Мой отец Василий Егорович в годы войны работал на железной дороге (у железнодорожников была «бронь») и в окопах не был, а вот мой дядя Федор Николаевич прошел тяжелейшими фронтовыми дорогами. Он в наибольшей степени и стал прототипом главного героя.
– Ваш роман – драматичный. В нем нет кричащей радости Победы. Вернее, радость выживших, конечно, присутствует, но все же главный герой Федор Завьялов не возвращается домой с фронта…
В страшной смерти Федора Завьялова есть, как ни странно, и светлая сторона – он уходит с мыслью: «забрать бы с собой всю боль человечью...» В этом мне хотелось показать ужас войны и желание победителей, чтоб ее, проклятой, больше не было на земле. В этом главный антивоенный мотива романа. Уходящие поколения, заплатившие огромную цену за Победу, хотят оставить новым поколениям больше света, мира, добра.
– Наверное, вам кто-нибудь говорил, что хотелось бы видеть Федора живым? Возможен ли был другой финал у романа?
Нет, не возможен иной финал романа. Не только реальный случай произошедшего в послевоенное время в госпитале, я положил в основу финала, главное – правда характера героя, которая вела меня по всему тексту романа.
Солдаты, герои Великой Отечественной войны – люди особенные. Они ложились грудью на амбразуру, они шли на воздушный таран, они со связкой гранат бросались под танки. Это же не суицид, а подвиг! Это были сильные, мужественные люди! Федор Завьялов – человек тоже мужественный, твердый. Его поступок – продолжение той жертвенности, которую требовала жесточайшая война. Он остался на войне, в бою за Берлин. Это его плата за выстраданную Победу.
А Победа на гитлеровской Германией, точнее сказать – над западной коалицией, десятки европейский стран прислуживали фашистам, – величайшая заслуга страны, советского народа, нашей армии. Но с исторической точки зрения – это величайшая трагедия для нашего народа. Двадцать восемь миллионов людей, которые составили бы цвет страны, оказались погибшими. А еще миллионы и миллионы тех, кому война поломала судьбу. Сразу хочу сказать, что преклоняю колени перед фронтовиками и теми, кто восстанавливал страну.
– Как Вы считаете, напечатали бы роман «Бесова душа» при советской власти?
При советской власти еще было немало живых писателей-фронтовиков, поэтому ко мне сразу бы отнеслись с подозрением… Хотя я уверен, что о войне могут писать не только те, кто воевал. Можно быть участником и очевидцем событий, но не обладать «художнической интуицией». Да и когда пишешь об отдаленных исторических событиях, появляется некая идеологическая свобода, смотришь на них со всех точек зрения. Не надо только путать свободу творчества и «свободу» от нравственности и национальной морали. Думаю, что и при советской власти мой роман напечатали бы, но без глав, где действие идет к роковой развязке. Посоветовали бы что-то пригладить. Впрочем, у меня нет к советским издателям претензий. В то время в издательствах был замечательный редакторский и научный потенциал.
– Насколько известно, уже в наше время были к Вам претензии по названию романа: «Бесова душа» – слишком антирелигиозно, не в ключе эпохи…
Да, претензии были. Но это – либо от безграмотности, либо от лицемерия, либо из-за коммерческого расчета. Некоторые наши бывшие ярые коммунисты в литературных журналах и творческих союзах, превратившиеся по велению политической конъюнктуры в верующих, требовали от меня сменить название. Дескать, «беса» упоминать не стоит: для православного общества – неблагозвучно, хотя есть роман «Бесы» явно православного писателя…
А ведь устойчивое выражение «бесова душа» употреблялось раньше повсюду. На юге оно звучало «бисова душа», на севере – «бесова». Но для романа это название имеет и иной смысл. Сам герой Федор Завьялов объясняет своему товарищу, отвечая на его вопрос: «Бесова душа... Хитро уж больно сказано. Какая у беса может быть душа?» – «Эти слова мне дед Андрей прилепил. Давно они уж со мной держатся. И кличка – не кличка. И присказка – не присказка. Чего-то посередке. Раньше-то, говорят, эти слова торговые люди сказывали – сгоряча, когда чего-то не выйдет. А уж при новой-то власти другие присловья пошли... Да и кто знает, может, и у беса душа есть, если поскрести его хорошенько? Или понимать надо по-другому. Это душа, которую бес чаще других на испытания водит…»
– Сейчас, когда редко встретишь серьезную глубокую критику, – нынешние критики разделились на кланы и в основном обслуживают ту или иную премию, какие же критерии у современной литературы? Как можно определить, что произведение состоялось? Что было для Вас важным после выхода романа «Бесова душа»?
Новое время принесло новые системы координат. Привилегии в литературе разных направлений, вероисповеданий, национальных интересов стали разными. Раньше художественность являлась высшей мерой, критериями были: образ, стиль, характер героя, язык… А во времена, когда художественный мир «раскололся», проявились классовые, клановые, национальные приоритеты в искусстве, и критерии в литературе стали политизированы, конъюнктурны. «Гамбургский счет» стало понятием более личностным. Пушкин еще в свое время писал:
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
– Пушкин говорил также, что автора судят по тем законам, которые он над собой признает. И все же: «А судьи кто?»
Есть, разумеется, «судьи». Мимолетным откликам коллег-писателей и критике критиков я не всегда и вполне доверяю. Писатели и критики часто лукавят; писатели в последнее время друг друга и не читают... А вот просвещенный читатель – это совсем другое. Он и есть «судья», которого не проведешь на модных пиар-акциях, таких необходимых для получателей шумных богатых премий…
Относительно романа «Бесова душа»: когда он появился в журнальном варианте, одним из первых моих читателей был замечательный литературовед, ветеран войны, профессор Нижегородского университета Иван Кириллович Кузьмичев. Я был очень благодарен ему за откровенный, очень благожелательный разговор и добрый отклик. В основном мы говорили даже не о событиях войны, описанных в романе, а о жизни предвоенной деревни. Тут еще раз я хочу отметить, что главное в книге не боевые действия, а судьба простого русского человека, вовлеченного в кровавый круговорот. Он ведь этого не хотел…
Вот о чем думает Федор Завьялов, когда его везут на фронт: «Неизменно дивился Фёдор отцовскому трудолюбию. Бывало, пробудившись поутру, откроет глаза – глянь, а батя как с вечеру сидел за сапожничеством, так и сидит; видать, и спать не ложился – шил кому-то на заказ обувку. Так бы, пожалуй, и шил дальше. Да тут вдруг война. Он ведь её не просил. А ему взяли подсунули...»
Когда роман стал распространяться в журнальных изданиях, я получал добрые отклики от многих ветеранов войны. Этими оценками я очень дорожу. Приведу одну цитату из письма-отзыва: «Здравствуй, однополчанин Евгений Васильевич Шишкин! Нет, товарищ, я не ошибся, обратившись к тебе, как к однополчанину, ибо по роману, всколыхнувшего всю мою душу фронтовика, ты являешься таковым…»
– В нижегородских библиотеках мне встречались журналы «Роман-газеты» с Вашим романом, зачитанные до дыр… По отзывам библиотекарей, старшее поколение, которое в основном и посещает библиотеки, более чуткое к событиям войны и послевоенной истории страны, к Вашему роману отнеслось с живым интересом и почтением. А как молодое поколение? Понятна ли, по-Вашему, им судьба Федора Завьялова?
Судя по письмам, откликам, высказываниям на разных интернетовских форумах, молодым людям судьба простого деревенского парня Федора Завьялова тоже оказалась небезразлична. Для писателя, мне думается, самыми важными являются оценки людей, о которых ты не знаешь, не подозреваешь даже о их существовании. Они прочитали роман, их никто не обязывал, а они садятся и пишут автору. Это не литераторы, не критики, не друзья – это совсем неизвестные мне люди. Причем очень часто люди молодые. И не только из России.
«Я несколько дней тому назад закончила чтение Вашего романа, и все это время нахожусь под впечатлением от прочитанного, снова и снова мысленно возвращаюсь к судьбам героев книги. Хочу Вас сердечно поблагодарить за эту книгу и сказать, что читала ее с огромным интересом, разделяя эмоции и душевное состояние Федора Завьялова и сопереживая и плача с ним вместе. Давно уже я не читала такой богатой эмоциями книги!» Жанна, г. Бове, Франция.
«…Основной удачей, на мой взгляд, являются образы героев романа. Все они, даже второстепенные, богаты, живы и колоритны. Кажется, они выписаны с живых персонажей, которых автор встречал в жизни. Истинный шедевр, однако, главный герой…» Владимир, Израиль.
«Трудно вспомнить произведение, которое произвело бы на меня такое сильное впечатление. Герои романа, словно близкие, живые люди, так и стоят перед глазами. Язык, которым написано произведение, проникает прямо в душу. На фоне деградации искусства за последние несколько десятилетий, совершенно не ожидал встретить такое мощное и потрясающе близкое произведение. Читал и не переставал удивляться тому красивому и неповторимому языку, которым Вы рассказали эту историю читателям. Почти физически ощущал боль, которую перенесли герои романа. Невероятно. Первый раз за всю жизнь, пишу отзыв о прочитанном произведении не по воле школьного учителя, а по велению души». Виталий. г. Ванкувер. Канада.
Эти цитаты из откликов я привожу не для того, чтобы похвастаться, а для того, чтобы понимать: нашу русскую реалистическую! литературу (я особо выделяю реалистическую!) понимают и ждут на всех континентах.
Вот и в Китае в 2017 году вышли две мои книги «Закон сохранения любви» и «Бесова душа» в издательстве «Пекинского университета», где они серьезно обсуждались критиками, писателями, читателями. Роман переведен также на белорусский язык. Отдельными главами на русском языке в журналах и сборниках в Минске он печатался, а теперь еще выйдет и в переводе на белорусский. Это особое издание. Братья-белорусы познали сполна горькое бремя Великой Отечественной войны.
Разумеется, очень дороги мне отзывы читателей из родного Волго-Вятского региона. Недавно я выступал на радио, на православном канале, где речь шла и о моем романе, причем ведущая все пыталась не произносить его название «Бесова душа», а вскоре я получил письмо от слушательницы этого канала. «Выражаю вам огромную благодарность за роман «Бесова душа», который прочла на прошлой неделе. Очень много читаю всего, в том числе и художественного, но более – православную литературу, творчество современных российских авторов мне неблизко, именно поэтому, когда прочла Ваш роман, была очень счастлива, будто попала снова в 10-й класс школы и только что прочитала «Тихий Дон». Язык потрясающий, сама выросла в деревне, поэтому в этом очень чувствительна... Храни Вас Господь. Ольга. Н.Новгород».
– Вы работаете в реалистической манере. А ваше отношение к модернистам?
Мне об этом приходилось часто говорить и немало текстов обсуждать на семинарах в Литинституте, где я вел мастер-класс прозы на Высших литературных курсах. В России всегда были модернисты, авторы, которые хотели найти новые формы и подходы к изображению героя или какой-то важной темы. Но модернист модернисту – рознь. «Сон смешного человека» Достоевского, «Вий» Гоголя, «Петербург» Андрея Белого, произведения Платонова, Булгакова… Вот что для меня модернизм. К сожалению, большинство нынешних модернистов прикрывают этим термином (или «постмодернизмом») свой мизерный талантишко… Скопированный стиль и подходы у европейских модернистов середины прошлого века, «деревянный» язык, отсутствие большой темы, оглушительная нецензурщина, пошлость и чернуха – вот чем может похвастаться большинство нынешних доморощенные модернистов. Я всегда был за новизну. Но настоящую литературу надо отделять от «литературных проектов», от вульгарщины и пижонства. Искусство должно укреплять, а не разлагать общественную атмосферу.
– В Вашем романе есть философские вопросы: о праведности, о справедливости, о Боге. Так или иначе все пытаются ответить на вопрос, который формулирует Федор Завьялов «Зачем всё это?», когда он видит безжалостную бойню людей на войне.
Русский человек всегда думал и думает о земной справедливости. Это и есть наша национальная идея. Старец Андрей в романе говорит: «Деньги что? С ними сыт да пьян. А душе – справедливость подайте!» Что касается вопроса, которым мучается Федор Завьялов «Зачем всё это?» – я приведу цитату из статьи писателя, публициста Александра Варакина, которая так и называется «Еще один русский вопрос».
«Меня поразил философский аспект, поднятый в романе «Бесова душа». Евгений Шишкин поставил перед нами еще один неразрешимый русский вопрос вдобавок к уже существующим. «Кто виноват?» – вопрос, поставленный А. Герценом, «Что делать?» – Н. Чернышевским, «За что?» – Л. Толстым, «Что с нами происходит?» – В. Шукшиным. А вопрос Шишкина из уст его героя звучит так: «Зачем всё это?» И хотя Толстой вопросил – «За что?» – мне кажется, что формулировка «Зачем?» гораздо более обширна и выводит нас даже за рамки сугубо общенационального. Разве новое время не проявило этого извечного вопроса человечества не только на территории одной шестой части суши? Разве Ближний Восток, Ирак, Югославия, Сирия – не яркий пример того, что народы этих стран вправе озвучить тот же вопрос, чтобы тоже не получить на него ответа? В этом смысле Евгений Шишкин – непременный представитель двадцать первого века (и двадцатого, естественно). Если известные нам неразрешимые вопросы и впрямь чисто русские, то вопрос «Зачем всё это?» тянет на мировой уровень, с чем и хочется «поздравить» последующие поколения, которым мучиться, не находя ответа. А еще одна немаловажная деталь при этом: вопрос непременно содержит Бога, следовательно, в нем же содержится и подспудное утверждение: если звучит сам вопрос, то от Бога человечество не отпадет никогда».
– В Вашем романе люди говорят живой речью. На своем диалекте. И языком того, военного времени. В чем загадка, где тот баланс, когда речь из прошлого легко принимается нашими современниками?
Живая разговорная речь и диалектные слова подчас наиболее ярко и вдохновенно могут отразить душевное состояние героя. Главное – чтобы диалектное слово было понятно из контекста и воспринималось со своей окраской и интонацией органично.
Мне вспоминаются наши разговоры с профессором университета Владимиром Николаевичем Морохиным, замечательным фольклористом, тружеником, тоже фронтовиком. Приведу вам частушку из моей студенческой работы по фольклору.
Я девчоночка бедна –
На мне кофтёночка одна.
Я на то надеюся,
Плясать пойду – согреюся.
Сколько энергетики, силы, красочности в русском слове! Можно легко представить эту бедную девчоночку, без труда описать её: рост, цвет волос, глаз… легко представить «кофтёночку» на этой озорной, неунывающей девчоночке, даже услышать стук её каблуков на вечерке. Богато, неисчерпаемо и точно простое русское слово! И хорошо, когда молодые люди, студенты проникаются этим чувством. Надеюсь, дело профессора Морохина продолжили его последователи, ученики, к которым и сам себя причисляю.
– О русском языке, о чистоте русской речи, о сбережении этого уникального богатства Вы писали в статьях, посвященных русскому языку, и сами печатали преподавателей нашего университета в московских изданиях.
Мне довелось общаться со многими преподавателями университета. Среди них профессор Гречко Виктор Александрович, яркий языковед, защитник русского языка от «антиязыка», которым он считал ненормативную лексику. Его позиция, его суждения в отношении чистоты русской речи мне были очень интересны. Глубокие знания языка, проникновение в русское слово для филолога необходимы, так как по-другому чувствуешь автора, писателя, поэта. Начинаешь понимать ему цену.
Я помню также замечательные лекции другого преподавателя университета истинного пушкиниста, эрудита Грехнева Всеволода Алексеевича. Кстати, нас вместе с ним на одном собрании принимали в Союз писателей в нижегородской организации. А диплом я защищал по творчеству Чехова еще у одного обаятельного профессора Николая Михайловича Фортунатова.
– Стало быть, университет Вами не забывается?
И преподаватели университета, (с некоторыми общаюсь и по сей день), и университетский филологический урок не могут быть забыты. Университет воспитывает и обучает не только лекциями, семинарами. Сама атмосфера создает особые условия для человека, который хочет получать знания. Ведь не случайно появились понятия «храм науки», «храм искусства»… Действительно, когда мы входим в храм, мы и ведем себя иначе, – и слушаем, и говорим по-другому. Так же и в университетских стенах. Если в церкви есть намоленность, то некая «ученая» намоленность есть и в университетских стенах. Пять лет обучения – это не только ради получение специальности и диплома, это насыщенный познанием, впечатлениями, эмоциями жизненный период, который выводит на главный путь всей жизни.
– Идут годы, меняются поколения, модные веяния в искусстве, переоценка исторических событий… не всегда обоснованная и справедливая. Что нужно делать, чтобы люди, особенно новые поколения, помнили о самой страшной войне и знали цену нашей Победы?
Человек живет для того, чтобы жить… трудиться, любить, воспитывать детей, быть полезным своей стране. Но когда он оказывается в путах идеологий, он теряет смыслы, он теряет свою уникальность, становится жертвой чьих-то, как правило, корыстных интересов.
Чтобы понимать значимость Победы в войне, нужно сопоставить смысл жизни большинства простых людей в нашей стране и задачи завоевателей, подло ворвавшихся на нашу землю. А еще – должны быть честными и «родными» учебники, – «Родная история», «Родная речь», «Родная литература»; должен быть высок статус учителя, историка и филолога, которые расскажут детям правду о Великой Отечественной.
А если мне своим романом «Бесова душа» удалось сказать о подвиге народном что-то, заслуживающее внимания, то в этом я вижу волю судьбы. Ведь как говорят: «Писательство не та дорога, которую мы выбираем, а та, которая нас выбирает». Вот мне и довелось на ней встретиться с сильными и красивыми людьми. И рассказать о них в своих книгах.
2018 г. Нижний Новгород