|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ Прочитав новую повесть Евгения Шишкина «Мужская жизнь» («Наш современник», 2016, №6), я прикинул, как бы она выглядела в переводах на немецкий или французский. Хочу сказать, что при условии добросовестного перевода она нисколько не потеряла бы в художественном уровне. Несомненно, однако, она потеряла бы то русское обаяние, которое чувствуется в ней с первых строк и до самого завершения. Автор назвал повесть «Мужская жизнь». Но так же небезосновательно – если не звучало бы это претенциозно – её можно было бы озаглавить «Русская жизнь». В высшем смысле, конечно, я соглашусь с Фридрихом Ницше: «Всё, что в книге непереводимо, не является ни лучшим, ни худшим в ней». Иными словами, Ницше дал понять, что только наднациональные, общечеловеческие сюжеты, темы, психологические изыскания являются настоящей ценностью искусства. Понимая всё это и разделяя, скажу, что повесть Евгения Шишкина вызывает отраду не только своим зрелым литературным исполнением, но и, повторюсь, своей русскостью. Ничего сермяжного, но всё родное: характер главного героя, его поступки, его метания. А самое главное – чувствование и понимание жизни. Над сочинением Евгения Шишкина вспоминаешь стихотворные строки Георгия Иванова: Ни границ не знаю, ни морей, ни рек. Знаю – там остался русский человек. Русский он по сердцу, русский по уму. Если с ним я встречусь, я его пойму Сразу, с полуслова… И тогда начну Различать в тумане и его страну. Только так – встречаясь с русским человеком в жизни или на страницах книги – и начинаешь внимательнее смотреть окрест себя и отчётливее видеть и понимать Россию. Повесть Шишкина – в лучшем смысле патриотическая повесть, без всякого шапкозакидательства, без какого бы то ни было бахвальства, но с полным осознанием русской доли – влюбляться до беспамятства, ненавидеть до саморазрушения. Трудиться то спустя рукава, то рьяно и неугомонно, неся на своих плечах бремя огромного государства. О прозе Евгения Шишкина я слышал когда-то замечание, что он пишет так, как писали в семидесятые годы. Можно было бы, конечно же, пошутить над этой короткой и очень приблизительной мыслью. Но я пощажу оппонента и уточню то, что он выразил столь спорно и несуразно. Суть в том, что Шишкин пишет, не учитывая новейшие веяния в литературе, а попросту не занимается изобретательством. И действительно, проза его как будто слегка старомодна. Но зато она и безошибочна, прочна, твёрдо врезается в память, в то время как ухищрения литературных факиров чаще всего заканчиваются пшиком неожиданно даже для них самих, а уж забываются-то в течение нескольких дней. Ещё одно важное свойство шишкинского таланта: используя исключительно реалистическое письмо, он самую злободневную современность как-то необъяснимо, мгновенно, почти магически умеет переплавить в художественную реальность. Что же касается упомянутых семидесятых годов, то это ведь был расцвет русской национальной литературы, очищение её от коммунистического наваждения. В те годы писали Юрий Казаков и Виктор Лихоносов, Василий Белов и Валентин Распутин, Фёдор Абрамов и Виктор Астафьев… Конечно, у Евгения Шишкина нет такого художественного масштаба, который есть у названных выше писателей. Нельзя назвать его их преемником. Но бесспорно можно назвать его их прилежным учеником, который, «отучившись в школе», обнаружил в себе не только мастера, но и творца. Не увлекаясь новейшими литературными приёмами, он владеет даром редчайшим – способностью вдохнуть в повествование жизнь. "День литературы", 2016 г. |